Книготерапия во время войны

Несколько моих знакомых с началом вторжения временно прекратили читать литературу для взрослых, вместо этого погрузились в детскую: читали не только для детей, но и для себя — чтобы подпитать внутренне ребенка, а вместе с ним — веру в победу добра над злом, мужества над подлостью, света над тьмой. Они интуитивно искали опору в той литературе, на которую имели силы и которая создавала безопасное расстояние: в сказках, рассказах, фантастике, фэнтези. Вместе с героями проходили испытания, обретали новые качества и получали справедливое вознаграждение. А иногда чтение становилось чуть ли не единственным способом поддержать эмоциональный контакт с детьми, отвлечься от новостей, уменьшить чувство одиночества.

Возвращение беззаботного детства

С тех пор прошло три года, многое изменилось, но потребность в опоре остается постоянной — и у детей, и у взрослых. Недавно при инициативе PEN Ukraine я проводила волонтерские встречи с детьми на Черниговщине и одновременно наблюдала за взрослыми, которые привели ко мне детей на сторителлинг. Где-то посреди встречи я обычно прошу участников обнять себя и прошептать себе что-то хорошее. Дети сразу включаются, а взрослые удивляются: дескать, нам тоже? Конечно, вам в первую очередь, ведь вы — главная опора для вашего ребенка. Вспоминаю, один бородатый папа сидел в цветном кресле-мешке, обнимал себя, а когда я читала смешные истории из своей книги «Наш підліжковий космос», закрыл глаза и блаженно улыбался. Когда дети создавали своих героев и рассказывали о них, этот папа внимательно слушал и хлопал в ладоши — он был полностью здесь и сейчас, словно нет ничего важнее, чем вернуть детям время беззаботного детства.

Книга как безопасное пространство

Мой младший сын Роман любит книги про Бодьо. Это популярная серия польского автора Марты Галевской-Кустры, направленная на развитие речи дошкольников. Первую книгу мы купили еще до вторжения, когда Ромчику было два года. Вследствие стресса от резкого переезда и войны развитие речи сына затормозилось: в 2022 году в его словаре появилось совсем мало новых слов, поэтому мы обратились к логопеду. Как оказалось, эта проблема среди деток-переселенцев очень распространенная, а графики логопедов удивительно плотные. Поэтому я увидела: не только взрослые, но и дети теряют слова от того, что происходит. Они чувствуют тревогу, но не могут ее проговорить.

Недавно сыну исполнилось шесть, и он попросил перечитать книгу «Бодьо вимовляє перші слова». Эта книга уже давно не соответствует его возрасту, но это его безопасное пространство, возвращающее во времена до большой войны, когда мы еще жили дома. Сын попросил купить и другие книги из этой серии, мы каждый день их читаем. Вместо имени главного персонажа он просит говорить «Ромчик», а вместо сестрички Мыси — «Даринка». Сын любит писать-рисовать продолжение любимых книг. Недавно за вечер изрисовал целый блокнот новыми приключениями свинки Мерси (из серии автора Кейт ДиКамилло). А вот на днях перед сном заявил, что будет писать новую книгу про Бодьо. «Как ты ее назовешь?» — спросила я. «Бодьо и война», — ответил сын.

Подсказки из воображения

Я люблю прислушиваться к детям и их воображению. Так, когда мы переехали, Рома говорил, что в нашем новом помещении живет огромный тигр. Когда сын заходил в туалет, то просил прогнать тигра с унитаза, а когда в спальню — снять тигра с люстры. Таким образом сын придавал своим неприятным ощущениям понятную форму. Благодаря образу из его воображения мы проработали тревогу, позже подарили сыну милую подушку-тигрика и теперь вспоминаем обо всем этом с улыбкой. Кстати, я решила превратить эту жизненную историю в книгу, чтобы поддержать и других детей, проживающих похожие чувства. «У нас завівся невидимий тигр» — так называется моя новая книга, только что напечатанная в Харькове в восстановленной типографии «Фактор-Друк», в которую в прошлом году попали россияне.

Детское воображение дает множество подсказок. Например, украинские дети, выехавшие из-за войны за границу, на моих занятиях по сторителлингу часто создавали персонажей — деревья, цветы, овощи и грибы — которые боялись, что их вырвут с корнями. У детей с севера Черниговщины преобладали персонажи, которые боятся стихийных бедствий, а особенно — наводнения. Я вижу за этим страх повторного быстрого наступления и оккупации. Дети с юга Черниговщины, которая не была в оккупации, создают очень зубастых персонажей, готовых давать отпор. В каждом городе и селе в работах детей можно проследить какие-то доминирующие образы или способы справляться со страхами. Я очень ценю, когда дети сами рассказывают о своих работах и иногда оставляют их мне на память. Даже если мы не всегда понимаем, о чем пытается сообщить детское воображение, сам процесс внимательного эмпатичного слушания создает простор для саморефлексии ребенка, для осознания: я и мой внутренний мир важны.

Литература как лекарство

Не только дошкольники и младшие школьники нуждаются во внимании к их мирам, а и подростки и юношество. В марте я ездила в Одессу, чтобы провести встречи с будущими военными. Первая встреча прошла в библиотеке. Мы с французской журналисткой Натали Нугайред рассказывали студентам о наших опытах сбора свидетельств во время войн (она — в Ичкерии, я — в Украине), о важности ведения личных дневников, которые впоследствии могут превратиться в книги. Вечером мы услышали громкий взрыв — в двух километрах от нашего отеля погибли люди от российского удара. Город, где до вторжения проживало около миллиона людей, замер в тревоге.

На следующий день у  нас была встреча в Военно-морском лицее. Это то самое учебное заведение, которое до 2014 года базировалось в Севастополе и ученики которого запели гимн Украины, когда оккупанты вывешивали свои флаги. В начале нашей встречи в стенах лицея зазвучал школьный звонок — точно как в моем детстве, — и подростки помчались по коридорам к ступенькам. Оказывается, так здесь объявляют воздушную тревогу. Спускаемся с Натали в бомбоубежище, идем по глубокому узкому коридору между одинаковыми двухэтажными кроватями. В конце — небольшая комната со стульчиками, которая чем дальше, тем больше напоминает тесную перчатку. Среди учеников лицея много детей военных. Есть дети, выехавшие из оккупации. Есть дети, понесшие потери. Я рассказывала о свидетелях, ставших героями моей документальной книги, которая сейчас готовится в печать. Об их внутренних сопротивлениях, благодаря которым эти люди выстояли в пограничных обстоятельствах. О том, как иногда литература и искусство становились для них лекарством и смыслом. Вместе с Натали мы поощряли подростков писать и рефлексировать. Советовали книги, которые могли бы стать мостиками к собственному писательскому пути.

Мы сидели в бомбоубежище и говорили о будущем. Эти подростки — парни и девушки — через несколько лет станут военными. Надеюсь, у них будет время читать и писать книги во время скучных дежурств. Возможно, даже сказки, допроживая свое военное детство.