Фейковые редакторы, «мертвые души» и мошенничество: что не так с «великой российской наукой»

На Россию наложены десятки тысяч разных санкций — в несколько раз больше, чем на Северную Корею или Иран. Но некоторые сферы даже заядлые русофобы — сторонники санкций обходят стороной, потому что в том, как мир воспринимает Россию, очень глубоко укоренились мифы о «великой российской культуре» и не менее «великой российской науке», которые нельзя трогать ни при каких обстоятельствах. И российская пропаганда прилагает много усилий, чтобы их поддержать.

Обычно, рассказывая о величии российской науки, вам напомнят о менделеевых и прочих ломоносовых. Хотя какое отношение они имеют к России ХХІ века? Зато непосредственно современной российской науки касаются такие факты:

• доля нобелевских лауреатов с аффилиацией в Российской Федерации не превышает 1% (это шесть человек), и то преимущественно благодаря советским ученым. Вместе с тем треть из них приходится на Нобелевские премии мира (как иронично);
• по данным Scopus, всего 20% российских публикаций были сделаны в журналах первого квартиля, то есть самых авторитетных и наиболее цитируемых. Вместе с тем 60% таких публикаций вышли в некачественных журналах наиболее низких третьего и четвертого квартилей;
• в 2023 году список высокоцитируемых ученых мира насчитывал 6835 исследователей из 64 стран. Из них 2542 — из Соединенных Штатов, 1350 — из Китая, 562 — из Великобритании, 333 — из Германии и еще 298 — из Австралии. В России было восемь (да, всего восемь) высокоцитируемых исследователей. Это в 318 раз меньше, чем в США, или 0,1% от общего количества.

То есть «великая российская наука» — это еще один пропагандистский миф, классическая потёмкинская деревня, где за фасадом из пафоса прячется великое ничто.

Собственно, мы решили продемонстрировать это на примере редакционных советов российских журналов. Летом 2024 года мы провели исследование «Потёмкинская деревня российской науки: фиктивные редакционные советы журналов», которые активно вовлечены в международную академическую сферу (издаются международными издательствами и/или индексированы ведущими базами данных, такими как Scopus и Web of Science).

В Scopus сейчас индексированы около 800 российских журналов, в WOS — до 500, а одно только издательство Springer издает более 200 таких журналов. Как видим, война отнюдь не помешала присутствию российской науки в международной научной среде, потому что санкции против науки — табу.

Мы отобрали 140 журналов с самым большим международным представительством в редакционных советах. Нам удалось выделить 709 ученых — международных членов редколлегий российских журналов.

Мы идентифицировали их методом OSINT. Искали каждого конкретного человека в научных базах и соцсетях, на сайтах их работодателей и т.п. Нас интересовал, по сути, один параметр — электронный адрес. Дальше на него мы посылали персональные письма с вопросом, соответствует ли действительности информация об их присутствии в редакционном совете того или иного журнала. И если да, то планирует ли ученый продолжать такое сотрудничество. Всего мы разослали 709 писем и получили 148 ответов на них, то есть 20%. Что не так и плохо, учитывая щепетильность вопроса и то, что иностранным ученым писали фактически незнакомые лично им люди. В своих письмах мы сразу отмечали, кто мы. Например, писали: «Вас беспокоит профессор Алексей Пластун из Сумского государственного университета».

Географию наших запросов можно увидеть на интерактивной карте исследования.

В процессе поисков оказалось, что восемь международных экспертов из редколлегий отобранных нами журналов уже умерли, а девять вышли на пенсию, то есть оставили научную работу. Итак, классика жанра — «мертвые души». Ниже приведен перевод фрагмента письма от одного из таких ученых:

«Я уже давно (с 2007 года) на пенсии в статусе почетного профессора и сейчас живу в доме для людей преклонного возраста. Те несколько раз, когда ко мне обращались в связи с этой позицией (члена редакционного совета. — Авт.), закончились ничем, так что нет смысла в том, что мое имя используется как свидетельство активной причастности к журналу. Предпочитаю, чтобы меня считали отстраненным от этого сотрудничества… при моих теперешних личных и медицинских обстоятельствах».

Другие ученые, имена и фамилии которых используют редакционные советы российских журналов в репутационных целях, вышли на пенсию в 2009-м («Я вышел на пенсию в 2009 году и закончил редакционную деятельность в журнале «…» в 2010-м); в 2019-м («Это впервые я узнал, что вхожу в состав редакционного совета журнала «…», но меня никогда не просили об этом, и я бы не согласился ни в коем случае») и в 2022-м («К сожалению, профессор... с 2022 года не работает в нашем институте, поскольку вышел на пенсию. Насколько нам известно, он не поддерживает отношения с журналом, который вас интересует»).

Как видим, процент «мертвых душ» от общей массы не то чтобы значительный, поэтому движемся дальше.

Каждому из активных на день проведения исследования ученых мы послали письма с вопросом: соответствует ли действительности информация о его/ее членстве?

Проиллюстрируем на конкретном примере. Мы послали письма «членам» редакционной коллегии российского журнала Obrabotka Metallov профессорам Florian Nürnberger и Thomas Hassel из университета Ганновера.

На скриншоте ниже приведен их ответ.

То есть эти ученые никаких обязанностей в редакции российского журнала не исполняют, потому что им это физически запрещено, о чем они сообщили журналу. Тем временем на сайте издания они как значились активными членами редакционной коллегии журнала, так и значатся по состоянию на февраль 2025 года (см. скрин ниже).

Как выяснилось в процессе исследования, 100 ученых фактически не исполняли редакционные обязанности. Условно их можно разделить на две группы. Первая — те, кто формально входил в редакционный совет журналов, но знал о своем членстве в редакционном совете (хоть и не выполнял присущих членам редакций заданий, например не рецензировал статей). И вторая группа — те, кто даже не догадывался, что его/ее имя есть в списке членов редакции.

Примером формального исполнения обязанностей является ответ «Благодарю, что напомнили, что я до сих пор аффилирован с редакционным советом журнала «…». Хотя я не получал от них никакой работы/рецензирования на протяжении двух последних или более лет».

Частным случаем является пренебрежение мнением члена редакционного совета: «В 2015 году я «унаследовал» членство в редакционном совете, когда возглавил лабораторию. После обработки двух представлений я указал на их низкое качество и тот факт, что не хотел бы выполнять задания как член редакционного совета. С тех пор мне не присылали никаких представлений. Поэтому я удивился, узнав, что журнал до сих пор отмечает меня как редактора, хотя я отказался от обязанностей почти десять лет назад».

Что характерно, среди этих 100 ученых, которые значатся в редакциях, есть такие, кого включили в состав редакционного совета вообще без их ведома (оказывается, так можно делать).

Пример включения ученых без их согласия — ответы других наших респондентов: «Я не являюсь членом редакционного совета журнала. Меня спрашивали больше десяти лет назад, но я сказал: «нет, благодарю»; «Я никогда не был частью этого журнала. Год назад меня пригласили в редакционный совет, но я не думал, что это когда-то случится на самом деле. Моего имени там не должно быть».

Вообще информация о членстве в редколлегии российских журналов стала неожиданностью для 45 из 100 респондентов. Они не знали ни о существовании такого журнала, ни о своей принадлежности к нему.

Ниже несколько фрагментов писем от таких ученых.

«Во-первых, я никогда не давал на это (членство. — Авт.) согласия, а во-вторых (и это важнее), я полностью не поддерживаю российскую агрессию и войну в Украине».

«Я действительно не знал, что являюсь членом редколлегии этого журнала, или, возможно, забыл, поскольку никогда не имел никаких связей с ним. Я отправлю им информацию, чтобы меня исключили из состава редколлегии».

Яркий пример несанкционированного использования имени ученого — такой ответ: «Я никогда не соглашался быть членом консультативного совета журнала «…» и, насколько помню, меня никогда не просили об этом. Это выглядит как несанкционированное использование моего имени, против чего я решительно возражаю. Я решительно возражаю против каких-либо попыток использовать мое имя в любой политической пропаганде и требую, чтобы мое имя было немедленно изъято из списка имен, которые входят в состав консультативного совета. Я решительно поддерживаю политику ЕС относительно санкций, которые запрещают любое коммерческое или политическое взаимодействие с Россией, а также то, что Европа должна помочь Украине защитить себя от неспровоцированного нападения со стороны России и вернуть свою оккупированную территорию».

По итогам рассылки и нашей коммуникации 89 ученых сообщили, что планируют выйти из редколлегий российских журналов или уже написали письма о выходе из состава.

Среди многих подтверждений стоит привести в качестве примера такие: «Благодарю за ваше сообщение. Меня убедили ваши аргументы, поэтому я вышел из состава консультативного совета «…»; «Учитывая мою полнейшую отстраненность от «…», неблагоприятную оценку его нынешнего руководства и отсутствие моего вклада как члена редакционной коллегии я исследую этот вопрос и рассмотрю возможность подать запрос на удаление моего имени. Еще раз благодарю вас за то, что подняли этот вопрос».

Некоторым ученым пришлось просить о своем выходе неоднократно: «Я делал запрос о выходе из состава редакционных советов любых российских журналов несколько раз».

Таким образом, в сухом остатке имеем: среди ученых, которые ответили на запрос, только 22 продолжают сотрудничать с редколлегиями российских журналов. То есть около 15%. Если учесть ряд ученых, которые не смогли (не захотели) дать четкий ответ, значит, доля фальсификаций международной составляющей редакционных советов российских журналов потенциально достигает 70%.

Интересный факт. Из 709 международных членов редколлегий российских журналов, которые мы идентифицировали, 30 оказались украинцами. Из них трое уже умерли, двое вышли на пенсию (снова «мертвые души»). От остальных мы получили 15 ответов: двое узнали о своем участии в редколлегии от нас, девять после наших писем написали просьбу исключить их из редколлегии, четверо сделали это еще раньше и не поддерживали связи с журналами. Еще раз отметим, что все они значились как действительные члены редакционных советов на момент запроса.

Таким образом, российские журналы вводят читателей в заблуждение о составе своих редакционных советов, то есть нарушают принципы академической добропорядочности, что автоматически выводит их за рамки круга академической неприкосновенности.

Мы обратились к международным издателям и наукометрическим базам данных, чтобы выяснить их позицию в отношении фиктивных редакционных советов российских журналов, которые они публикуют или индексируют. Общий вывод из их ответов: международные учреждения не планируют предпринимать какие-либо шаги для устранения и недопущения такой практики.

Это еще не все. Есть не только фальшивые члены редакционных советов, но и российские институты, которые преувеличивают размеры своего международного сотрудничества. Так, анализ планов международного сотрудничества на 2024 год Объединенного института ядерных исследований в Дубне (Pоссия) показывает переоценку количества институтов, которые с ним сотрудничают, на 11,0–26,8% из 990, упоминаемых на его вебсайте. Этот институт даже продолжает заявлять о сотрудничестве с Украиной, Польшей и Чехией, которые прекратили свое членство и сотрудничество еще в 2022 году.

Так что мы, собственно, хотели доказать/продемонстрировать? Прежде всего опровергнуть миф о «великой российской науке» и показать, каким образом и благодаря чему эта мифология создается. А главное показать, что российская наука — это точно не нечто неприкосновенное, она не играет по правилам, скорее, наоборот, занимается прямым мошенничеством. А если так, то не должно быть никаких санкционных табу на основе предубеждений. Санкции против российской науки — важный элемент противодействия агрессору.

Украина хотя и после уже почти трех лет полномасштабного вторжения должна наконец занять проактивную позицию в вопросе санкций против российской науки и продвигать эту идею среди союзников.

Министерство образования и науки Украины и Национальная академия наук Украины должны разработать стратегию противодействия России в научной среде, которая должна включать как перечень ключевых проблем (например использование страной-агрессором науки как инструмента пропаганды, как элемента военной машины, как составляющей формирования поддержки войны против Украины, как части механизма поддержки оккупации украинских территорий и ассимиляции украинцев), так и вовлеченных стейкхолдеров (например издательств, владельцев наукометрических баз, международных организаций и др.) с пошаговым планом решения выявленных проблем и недопущения появления новых.

Украинское научное сообщество могло бы играть более активную роль в противодействии российскому присутствию в международной науке. Начать можно с распространения этой и другой релевантной информации среди зарубежных коллег и обеспечения их поддержки в этом вопросе.