Готтленд: земля Бати, Кафки и Карела Готта. Польский взгляд на историю Чехии в лицах
Готтленд: земля Бати, Кафки и Карела Готта. Польский взгляд на историю Чехии в лицах

Готтленд: земля Бати, Кафки и Карела Готта. Польский взгляд на историю Чехии в лицах

Готтленд: земля Бати, Кафки и Карела Готта. Польский взгляд на историю Чехии в лицах

Иностранный взгляд на определенную страну — давний и интересный жанр со своими шедеврами и провалами. Документальную книгу польского журналиста Мариуша Щигела «Готтленд» (2006 год, переведена на украинский в 2010-м издательством «Грани-Т») несомненно можно отнести к очень удачным образцам обозначенного жанра. Сборник рассказов о ярких представителях чешского народа, известных, малоизвестных или намеренно забытых, через которые перед читателем возникает картина жизни Чехии (и Чехословакии) с начала ХХ века до первых лет ХХІ, будет интересен как читателям, хорошо знакомым с историей этой замечательной страны, так и тем, кто знает ее поверхностно.

Больше десяти лет назад первый раздел этой книги стал началом открытия украинцами, а особенно жителями Закарпатья, персоны Томаша Бати (точнее, братьев Батя — Томаша и Яна). История самого могущественного капиталиста и олигарха времен Первой Чехословацкой республики была тем более интересна, что Закарпатье тогда находилось в ее составе. И магазины обувных магнатов были практически в каждом более-менее крупном населенном пункте края, не говоря уже об Ужгороде, где торговый дом BAŤA разместился в самом центре города и здание, к счастью, сохранилось доныне.

Выходец из небольшого города Злин, научившись в Америке основам конвейерного производства, перенес опыт Форда и его последователей на пошив обуви и быстро вытеснил с рынка всех конкурентов, завалив молодую Чехословакию дешевой и вместе с тем качественной продукцией. Впрочем, предприниматель не ограничился обувью и довольно быстро превратил старый, уютный и полусонный родной Злин в город-фабрику, где, кроме собственно производственных мощностей, построил первый в Чехословакии 10-этажный небоскреб (сегодня его бы назвали бизнес-центром) с директорским кабинетом в лифте — чтобы быстро передвигаться по отделам и контролировать подчиненных. А для рабочих с семьями реализовал проект социального жилья, так называемых «батёвок» — крошечных двухэтажек, бесплатных, но только на время трудоустройства. (Впрочем, на пенсию с заводов империи BAŤA не вышел никто.) Большое внимание обувной король уделил «батяменам» — детям, которые учились в основанных им школах, жили в интернатах и потом становились прилежными работниками его фабрик…

Самый большой раздел «Готтленда» хорошо раскроет тему батианы, а читатель сам сделает для себя выводы — восхищаться ему двумя предприимчивыми сводными братьями или отнестись к ним с определенным скепсисом как к классическим олигархам с соответствующими темными сторонами.

Основатель обувной империи Томаш Батя погиб в 1929 году, разбившись на своем самолете, который в тумане врезался в трубу его фабрики, и был похоронен на кладбище новой формации, основанном по его инициативе. После чего бизнес-империю возглавил Ян, которого Томаш считал ни на что не способным бездельником, и сильно ошибался. Тот не только продолжил дело, но и отличился еще большим размахом планов. В 1937 года издал книгу «Строим государство для 40 миллионов», подробный план тотальной индустриализации Чехословакии — с картами ее недр, рек и других ресурсов, а также существующих и будущих железных дорог, небольших аэродромов практически в каждом городе, речного сообщения и т.п. (и на каждой карте надлежащее место отводилось и Закарпатью). В книге были даже очерки планов развития таких отраслей, как добыча биогаза и ветровая электроэнергетика. А накануне Второй мировой Ян Батя поразил соотечественников еще более грандиозным прожектом. Чувствуя, что Чехословакия вскоре станет жертвой Германии, он предложил всем чехам оставить родину и переселиться в Бразилию и, с согласия правительства этой страны, основать там новое чехословацкое государство.

Несмотря на гротескность этих планов, у них было реальное продолжение — в 1941 году Ян Батя все же основал в Бразилии два городка — Батайпора и Батагуаса. А его сын Томик стал руководителем новопостроенной Батави в Канаде…

Нужно добавить, что это далеко не первая литературная препарация чешских бизнесменов. Одной из самых известных была изданная в конце 1930-х книга коммунистической писательницы Марии Пуймановой, автора толстенного романа-трилогии, в котором сюжет первого тома «Люди на распутье» вращался вокруг магната-производителя готовой одежды с собственным магазином в Праге и многочисленных персонажей, так или иначе причастных к нему. Предусмотрительно ограничившись прозрачным намеком, Пуйманова избежала преследований, чего не удалось другому автору, Сватоплуку Туреку. Художник из рекламного отдела был быстро уволен Томашем Батей, который не панькался ни с кем. В своей манере он без пояснения причин разорвал целую кипу рекламных плакатов художника и указал ему на выход. Но, в отличие от многочисленных уволенных похожим способом работников, Сватоплук в долгу не остался. И начал писать. В 1933 году он издал в маленькой типографии роман «Ботострой» (в переводе — «машина для обуви»). Несмотря на отсутствие имени Бати, книга была явно о нем и его империи, и расправа не заставила себя ждать. Применив все рычаги, оскорбленный герой «Ботостроя» натравливает на книжный магазин силовиков («200 отрядов жандармерии делают обыски во всех книжных магазинах страны», — утверждает Мариуш Щигел, не забыв вспомнить в своем исследовании и Турека). А потом угрожает всем издательствам, что лишит их своей рекламы. Ссориться с самым крупным бизнесменом страны в тяжелые 1930-е никто не решился.

Поэтому «Ботострой» переиздали уже после смены власти в Чехословакии. В 1950 году книгу издают в СССР на русском, а в 1955-м — в Ужгороде на украинском (но в переводе не с оригинала, а с русского). Но оскорбленный Турек не останавливается и пишет продолжение — «Ботострой без шефа» — об уже реквизированных в государственно-социалистическую собственность фабриках (а потом еще ряд книг своей «антибатиады»). На этих фабриках еще долго будут производить дефицитные в СССР и такие желанные ботинки и другую продукцию переименованной фирмы «Цебо». А Злин надолго, до 1989 года, станет городом Готвальдов (в честь первого коммунистического руководителя Чехословакии). Кроме Пуймановой и Турека, к жизнеописанию семьи Батя с 1930-х годов и по сей день присоединилось несколько десятков журналистов и литераторов.

«Готтленд», однако, не ограничивается только историей братьев Батя. В его 16 разделах найдется место впечатляющей истории памятника Сталину — самой большой за пределами СССР и самой величественной скульптурной композиции в Европе. Композицию открыли уже после смерти диктатора, в 1955 году, и простояла она десять лет. Автор скульптурной группы наложил на себя руки незадолго до ее торжественного открытия и был «забанен» на десятилетия. А саму скульптуру позже тайно подорвали, как бы курьезно это ни звучало. В этой истории хорошо отображены особенности сталинской эпохи в Чехословакии, которые мы представляем довольно туманно. Как и душную атмосферу чешской жизни после подавления Пражской весны 1968 года. А также времена Второй мировой войны — сквозь призму трагической биографии Лиды Бааровой, юной киноактрисы, влюбившейся в Геббельса… Конечно, автор не мог пройти и мимо Кафки, исследовав феномен слова kafkárna («Это что-то подсознательное в мыслях людей. Если Вы немного здесь поживете, то, наверное, оно само прояснится; вдруг Вы скажете: «Ага, kafkárna!».)

Что касается названия книги, то древние готы здесь ни при чем. «Готтленд» — это музей в честь Карела Готта («Ни один живой артист, по крайней мере в Чехии, не имел своего музея с гидами, которые работают здесь на ставке и проводят экскурсии на трех языках. Карел Готт — это сакрум в десакрализованной реальности».) Мир без Бога невозможен, поэтому в самой большой атеистической стране мира — Чехии — его роль исполняет эта певческая знаменитость, роль mein Gott — иронизирует автор.

Интересные и печальные аналогии можно увидеть в истории уничтожения книг, не обошедшей и Чехословакию. В эпоху сталинизма в этой стране уничтожили, по подсчетам исследователей уже нашего тысячелетия, 27 миллионов книг («наконец составили список авторов, которых уже никогда не будут печатать: Диккенса, Достоевского, Ницше и несколько сотень других»). Изданную в досоциалистический период литературу объявили «халтурой» и «браком». «Ученики начальной школы… рвут книги на маленькие кусочки (сразу на месте сбора), чтобы быть уверенными, что экземпляры никогда не вернутся в читательский оборот... После того как власть заняли коммунисты, в Чехословакии удалось перемолотить на макулатуру почти 70 процентов «халтуры». «Операция изъятия», «операция замещения» продолжается до 1958 года».

Стоит добавить, что изданный 14 лет назад при поддержке Института книги двухтысячным тиражом «Готтленд» (перевод Богданы Матияш) сейчас найти нелегко. И можно предположить, что дополнительный тираж нашел бы своего читателя и сегодня.

Источник материала
loader
loader